Враги сожгли родную хату
Музыка Матвея Блантера, слова Михаила Исаковского (1945)
Исполняет Владимир Нечаев (1968)
Стихотворение «Враги сожгли родную хату…» («Прасковья») Михаил Исаковский написал в 1945 году. Впервые оно было опубликовано в журнале «Знамя» в 1946 году.
Стихотворение попалось на глаза Александру Твардовскому, и тот посоветовал Блантеру положить его на музыку. Первоначально эта идея не нашла понимания у Исаковского (он считал свое стихотворение слишком длинным для песни), но Блантер сумел переубедить его и вскоре сочинил музыку. Вскоре она прозвучала на радио в исполнении Владимира Нечаева, но практически сразу же была запрещена к дальнейшему исполнению.
Исаковский позже рассказывал:
— Редакторы — литературные и музыкальные — не имели оснований обвинить меня в чем-либо. Но многие из них были почему-то убеждены, что Победа исключает трагические песни, будто война не принесла народу ужасного горя. Это был какой-то психоз, наваждение. В общем-то неплохие люди, они, не сговариваясь, шарахнулись от песни. Был один даже — прослушал, заплакал, вытер слезы и сказал: «Нет, мы не можем». Что же не можем? Не плакать? Оказывается, пропустить песню на радио «не можем».
Стихотворение было раскритиковано «за распространение пессимистических настроений», и на долгие годы песня исчезла из репертуара официальной советской эстрады.
Возможно, что песня так и осталась бы под запретом, но в 1960 году Марк Бернес рискнул ее исполнить на большом сборном концерте. После заключительных слов зал устроил певцу бурную овацию. Песня «пошла в народ». А в 1965 году на «Голубом огоньке» Маршал Чуйков попросил исполнить эту песню, тем самым «прикрыв» ее своим именем.
Многие известные литературоведы, писатели, поэты относят стихотворение и песню «Враги сожгли родную хату…» к вершинам отечественной военной лирики, отмечая предельный трагизм ситуации.
Враги сожгли родную хату,
Сгубили всю его семью.
Куда идти теперь солдату,
Кому нести печаль свою?
Пошел солдат в глубоком горе
На перекресток двух дорог,
Нашел солдат в широком поле
Травой заросший бугорок.
Стоит солдат — и словно комья
Застряли в горле у него.
Писал солдат: «Встречай, Прасковья,
Героя — мужа своего.
Накрой для гостя угощенье,
Поставь в избе широкий стол.
Свой день, свой праздник возвращенья
К тебе я праздновать пришел …»
Никто солдату не ответил,
Никто его не повстречал,
И только тихий летний ветер
Траву могильную качал.
Вздохнул солдат, ремень поправил,
Раскрыл мешок походный свой,
Бутылку горькую поставил
На серый камень гробовой:
«Не осуждай меня, Прасковья,
Что я к тебе пришел такой:
Хотел я выпить за здоровье,
А должен пить за упокой.
Сойдутся вновь друзья, подружки,
Но не сойтись вовеки нам …»
И пил солдат из медной кружки
Вино с печалью пополам.
Он пил — солдат, слуга народа,
И с болью в сердце говорил:
«Я шел к тебе четыре года,
Я три державы покорил …»
Хмелел солдат, слеза катилась,
Слеза несбывшихся надежд,
И на груди его светилась
Медаль за город Будапешт.